-Вряд ли придираешься. На самом деле странно, что до сих пор не было создано подходящего обобщающего заменителя фразы "люди, Эсперы и Акума". Можно ли это назвать признаком того, что третьих все еще не хотят принимать в общество, назвавшись одним словом? А так-то, все мы - личности и персоны так или иначе, думаю, в выборе названия я бы отталкивался от этого. Может быть, стоит выдумать слово или сделать его составным, а не выбирать из имеющихся. Есть мысли? - Возможно, эти минуты моей жизни были даны для нового слова. - блуждающая улыбка.
-Кстати, Рут, каким ты видишь идеальный Тэкумо? Идеальный строй, идеальное правительство? Или хотя бы то, к чему стоит стремиться всему обществу? Вряд ли Бюро представляет из себя то, что хотели бы поддерживать граждане. Таки, у руля диктатор, разве нет? - просто наметки на будущее. Будь воля Яритэ, он бы почаще спрашивал Рут о том и о сем. Она за это короткое время успела стать тем самым "разумный существом", чье мнение он хотел бы слышать почаще.
-Знаешь, мы много говорили о плохом, о проблемах, которые окружают нас. И я подумал, что твоё видение мира куда более забавное и интересное, чем у других персон-личностей-индивидов. Ты относишься к жизни с любопытством, с некой особой пытливостью, своим подходом. Люди по большей части утопают в ежедневной рутине, их взгляд становится всё менее широким и перестает охватывать все детали и краски мира, их сердца наполнены лишь заботами, проблемами и сменяющиеся текстурой асфальта, в то время как ты держишь голову прямо и будто объективом захватываешь картинки, расценивая и смакуя их. Ты смотришь на этот мир живее и, более того, свежим взглядом. Не хочу ничего сказать, но это будто взгляд недавно появившегося здесь существа, которое не слишком ориентируются в местных обычаях, привычках и понятиях. Опять таки, прошу не придавать большого значения, но я бы не удивился, если бы ты оказалась Дикой Акума, правда, я встречал уже ребят с похожим взглядом на мир, взглядом, в который еще редко стучится будничная серость. И в самом деле, Рут, мне бы отчасти хотелось перенять той живости, которая есть в тебе. Разве она не крута? - небольшая пауза, которой Ри разграничил этот монолог о жизни, - Кто знает, для чего нам дана эта жизнь? Лично мне кажется глупым тратить её на какие-то общественные нормы и прочую ерунду, которая отнимает время и связывает руки. Карьера? Может, кому-то плевать на деньги, а по душе путешествие на велосипеде под ногами и ежедневные два бургерами с колой. Он дурак? Он счастлив! Он счастливее каждого, кто назовет его дураком. Я считаю, что жизнь наиболее ценна и приятна тогда, когда посвящаешь ее любимому делу, цели, мотиву, Рут, и я стараюсь идти к ним, как и ты. Разве нет? Твоя потребность в любопытстве безгранична - с ростом количества интересных вещей вокруг тебя, их захочется только больше. Моя потребность в создании механизмов - такая же, я буду рад каждой шестеренке и плате, которая ознаменует новые возможности моего творения. Счастье в том, что постоянно повышать планку тех потребностей, которые делают нас счастливыми, дарят легкость и кажутся максимально близкими нам. Тема абсолютного добра, Рут. Вот, что я бы назвал абсолютным добром - те блага в жизни, достигая которых ты вдохновенно переносишь намеченную далее отметку всё выше. Одна из множества моих отметок - попытаться вдохнуть что-то новое и особенное в этот город. Звучит абсурдно, но для меня это одно из разновидностей абсолютного добра, так что если что - я бы отослал тебе весточку с приглашение на мой корабль. Хотя бы в качестве пассажира, м?
Каждое орудие труда приносит наивысшую пользу в руках того, кто его как можно глубже изучил, кто им владеет как мастер. Однако еще искусней может быть тот, кто помимо орудия исследовал свойства и находил все больше материалов, которые способен подчинить своему ремеслу. Таким был Руфус. Его интересовали люди, особенности их сознания и даже мельчайшая разница между умами того и вот этого парня. Он каждый день взаимодействовал с сотрудниками, строил отношения и лез в чужие головы, прощупывая их содержимое, одним словом, вкладывался в работу над собой изо всех сил и, возможно, потому сейчас выглядел на добрые пять лет старше. Недопсихолог почти убедился в бесполезности всего этого, проще говоря, почти смирился с тем, что уперся в свой потолок уже давно, но все равно продолжал бороться, уже не веря, а просто надеясь, что Акума окончательно не лишился точек роста и способен "выстрельнуть" хотя бы напоследок, в последний раз. Но тот даже не пытался приложить свою руку к хозяйским улюлюканьям собственных иллюзий. Руфус правда старался и первое время даже были результаты возрастающего мастерства, но вскоре их становилось все меньше, меньше. Меньше. И теперь их нет.
Один из первопроходцев. Тогда еще молодой, он работал дознавателем, раскалывая преступников и раскалывая очень хорошо. Любые попытки отгородиться от влияния Руфуса заканчивались умиротворенным взглядом, легким на разговор языком и святой уверенностью - перед тобой друг. Виновные часто рыдали, протягивая ладони в сторону своего нового товарища и умоляя об обещанной защите, но молодой человек лишь горько вздыхал и оттягивал от шеи петлю галстука, ощущая резко потяжелевший воздух. Со временем допросы отбирали все больше сил, требуя куда большей концентрации и выдержки, а моментом кульминации стал день, когда дознаватель впервые снял с пояса резиновую дубинку и начал избивать подозреваемого. Стандартный способ добычи истины, но только не для него. А что оставалось? Эсперы становились все устойчивее, Руфус оставался таким же, и этот факт он признал уже сидя на пороге местного магазинчика и глядя в спину девушке, которой только недавно помог выбраться из царства стальных решеток и запоздалых сожалений. Черт знает, как это произошло, но с того дня изменились две вещи - к содержанию Эсперов стали относиться куда более основательно, а лучшему следователю-дознавателю пообещали обеспечивать работу не дольше завершения всех необходимых для первой вещи реформ.
А сейчас, стараясь удерживать спокойствие и прямоту дрожащих от артрита колен, он воочию наблюдал за своей слабостью, за своей ничтожностью, мерзостью своих ценностей и жизни в целом. Он не умел портить реальность в прямом смысле этого слова - мастерство и вправду создавало такое впечатление - он умел касаться лишь одной точки человеческого рассудка, а для молодого злодея с лезвиями это касание стало апогеем ненависти и боли, связанных лишь с одним образом.
-Она вообще-то видит тебя. - ответа не последовало - Руфус молча смотрел на место событий.
-И что с ним будет, когда она умрет? - бронебойное ружье покачивалось из стороны в сторону, будто вычерчивая надпись в воздухе.
-Ему должно стать легче. - хотелось присесть, хотелось достать кисет с жевательным табаком, а больше всего хотелось, чтобы поскорее все закончилось. Наверняка, сегодняшнее станет последней каплей. Должно стать.
-А что с парнем?
-Охрана готова? - кивок, а больше и не надо было. Эти двое понимали друг друга с полуслова.
Стоило Рут взглянуть в сторону тех двоих, как их силуэты то и дело вырисовывались и скрывались обратно. Вскоре контуры закрепились и теперь образы приобретали четкость и цвета, таки сложнее скрывать у самого носа то, о чем кто-либо недвусмысленно догадывается. Как ни странно, вместе со словами Гласснер иллюзия для Яритэ начала проходить те же "этапы" обнаружения. Рядовой взгляд на камеры дал понять, что выхода сбоку больше нет и охрана ждет либо случая, либо остальных участников обороны.
Действия девушки же охладили пыл Вилли не столько благодаря самим словам, сколько благодаря тону и неагрессивным жестам. Сейчас мужчина выглядел так, словно не может определиться со своими дальнейшими действиями, а затем кожа зашлась в новой волне грубеющей в сталь кожи, а клинки начали деформироваться, приобретая изгибы.
И если за этот промежуток времени ничего особенного сделано не будет, раскат боли снова затушит сознание и лезвия, как ножницы, хаотично начнут нестись в сторону красноволосой, не жалея ничего и никого. Даже поле расплющит от прыжков в пространстве. Замкнутом офисном пространстве.