Коррин явил перед братом свой лик задумчивым, но совершенно не угрюмым. Брат появился перед Коррином совершенно иным: он был каким-то нервным и озадаченным. Айден буквально влетел к брату, как рассерженный рой шершней, что не знал, кого ему ужалить. Атмосфера в комнате, куда вошел барон, была довольно мрачная и холодная, словно бы отражала настроение его брата последние месяцы. Солнце появилось, но здесь было мало света, темные занавеси на окнах были едва приоткрыты; почти идеальный порядок тоже мог насторожить, словно бы здесь никто и не жил, а брат собирался с минуты на минуту уехать в неизвестном направлении, не посвящая в свои планы никого. Коррина вообще стало сложнее понимать, не то, что ощущать его присутствие. Сейчас светловолосый чародей сидел за столом, почти неподвижно, притаившись в тени занавесей так, что падающий от окна свет освещал лишь большую гладкую столешницу массивного стола, перед которым, словно перед судейской трибуной с бесстрастным служителем закона метался барон, изливающий душу и свои подозрения брату, что молча наблюдал за ним, сложив пальцы на столешнице треугольником. Маг устал, проведя бессонную ночь за гримуарами матери, один из которых распахнутым посередине лежал на краю большого стола. В виду этой усталости и того, что колдун все-таки ожидал увидеть Фьерн, а не всклокоченного брата, Коррин оставался абсолютно, даже раздражающе спокоен.
Когда Айден закончил ничего не изменилось. Разве что Коррин подал голос и обнаружилось, что он, все-таки слушал брата.
- Ряженых блядей, скряг, петухов и мудозвонов полно везде. – Фыркнул Коррин, затаившийся в тени, словно вампир. – Их было в достатке всегда. Они буду процветать, пока на троне будет сидеть Демавенд, который не в силах приструнить всю эту шантропу. Лигейя, пока ее не постигло истинно бабское скудоумие, смогла при нем добиться власти, чего быть не должно было бы вообще. И скажи спасибо моей матушке, братец, за то, что эта дура просто взяла и принесла в жертву прошлым летом всех тех, кто очень долго хоть что-то делал в этом королевстве. – Слова колдуна веяли ненавистью и кололи холодом. Казалось, этим разговором барон задел своего брата, неосторожно вскрыв затягивающуюся рану и напомнив Коррину о пережитом: о том, что ему не то, что не удалось разыскать верховную жрицу, объединившую влиятельных людей королевства, но и потерпеть полное сокрушительное фиаско всех возлагаемых надежд на все, включая спокойную и уважаемую жизнь. – Эта траханая сука, если помнишь, не только меня, как оказалось, всю жизнь готовила на заклание, как вместилище для какой-то дряни, но и поубивала там дохрена влиятельного народу. Меня, смею напомнить тебе, некоторые их родственники до сих пор ищут, потому что я ее сын и по определению обо всем либо знал, либо сам заносил нож над ними всеми, включая собственную мать. Тебя же оставили в покое только потому, что для всего мира я пропал и не даю о себе знать после процесса. В противном случае они бы стояли под окнами денно и ночно, ведь, поспешно закрытый прецедент, где вина была признана за уже мертвой ведьмой и культистами, при том их всех, - всех, кроме моей матери, отбрасывющей тень и на меня, - посмертно обелили и сделали жертвами, мало удовлетворила тех, кто хочет крови за убитых детей, мужей или жен. А твой брат и ее сын, в отличие от них, остался жив…
Казалось, что это было сделано осознанно, чтобы разогнать мрак в комнате, однако подсвечники вспыхнули огоньками непроизвольно, не зависимо от желания к тому чародея. Коррин хорошо держался, не подавая виду, что на какое-то время потерял контроль над ситуацией. Ни к чему было брату сейчас это понимать, как ни к чему было знать, что глас бурлящих в нем сил уже буквально вопил о том, чтобы разорвать людишек в клочья. Коррин сдерживался, но все равно был резок. Даже встал с места, оперевшись руками о стол, разделявший его с Айденом, явив свой лик, в обрамлении золотистых прядей волос, на свет божий из темноты. Слова чернокнижника были пропитаны ядом и ненавистью. Нет, не к брату, а к обстоятельствам. К тем самым прескверным обстоятельствам вокруг него. Еще в прошлом году Коррин видел себя на месте спасителя разрозненного мира их славного королевства, а сейчас получил… что получил: кошмары, собственное падение, подозрения и людскую ненависть. Все было так знакомо… Если у тебя острые кончики ушей, то любой твой проступок заметят обязательно и его тяжесть приумножится. Было ли так только в Аэдирне? Люди не желали видеть в своих рядах нелюдей, потому что те были просто другими. В его детстве люди остерегались его вероятного возвышения над ними и стремились как-либо принизить, а сейчас, после истории с его матерью просто боялись и старались не дышать, проходя мимо, а те, которые породовитее и невзлюбили полуэльфа, приближенного к барону и ведущего его дела с ними, лишь следовали первородному человеческому инстинкту задушить с корнем то, что отлично от них и заставляет себя остерегаться. Коррин недавно чувствовал себя подобно загнанной в угол кошке, затем сумел как-то отбиться от своры собак, а сейчас хотел одного – чтобы его оставили в покое, у него самого после того ритуала, что мать провела над ним, едва не лишив жизни, творилось что-то неопределенное внутри, что аномально влияло на магию и самочувствие, а целостного понимания происходящего до сих пор к нему не приходило.
Фьерн Коррин заметил слишком поздно, чтобы избежать этого разговора при ней. Заметив же, фыркнул и снова опустился на место, пытаясь успокоить бесновавшиеся внутри него эмоции. Он подозвал жестом эльфку к себе поближе и одновременно продолжил беседу с Айденом уже нейтрально:
- Я не думаю, что в нынешнем состоянии наше королевство сможет дать отпор той угрозе, о которой мы говорим. Как брат, я бы посоветовал тебе сейчас думать о том, как спастись от неминуемого. Я не очень верю в силу убеждения и умении собрать своих людей у человека, у которого малоизвестная эльфка смогла откусить кусок власти, а он и не заметил. Королевство тонет в подозрениях, случившиеся смерти сделали обстановку лишь хуже. Нужных людей не хватает, а дрязги и распри растут. – У Коррина получилось вернуть холодность рассудка. Он встал и подошел к окну, указав Фьерн на свое место, куда та могла присесть, пока ждет. Смотря из окна башни вниз, на подвластных ему людей, мельтешащих обычными заботами и копошащимися словно насекомые, Коррин свел руки за спиной и какое-то время молчал. Он думал что ответить брату, полагал, что его стоит поддержать, ведь в трудную минуту Айден был рядом с ним и поддерживал сейчас. Однако, долгой этой паузе не пришлось быть – в дверь вломился четвертый и этот четвертый принес с собой заботы грядущего дня. Коррин обернулся и кольнул мальчишку взглядом, ведь тот даже не подумал постучать в дверь или спросить пустят ли его сюда вообще, но взглядом все и закончилось, хотя в следующий раз мальчишке могло бы так не повезти. Затем маг посмотрел на Айдена с вопросительным выражением лица, словно растерялся и хотел знать остается ли он здесь или идет со слугой.
«Я чувствую… Я понимаю твое желание отправиться в какой-нибудь поход. Мне тоже недостает возможности куда-то выплеснуть все то, что выкипает через край и не может более находиться внутри меня. Иногда мне кажется, что еще чуть-чуть и я начну разрывать людей на части прямо здесь». – Подумал колдун, глядя на брата и вспоминая его слова, а затем подошел к двери рядом с окном, что пряталась за тяжелыми черными занавесями.
- Что до грядущего, то одним из талантов Фей, за которые она оказалась здесь, была возможность иногда улавливать какие-то образы. Возможно, у нее есть что тебе ответить.
Маг отворил дверцу, взмахнул пальцами и буквально исчез. Комнату покинула большая черная птица, упорхнувшая из башни через ведущую наружу дверь. Коррин остро почувствовал необходимость сейчас делать именно это. Людей в его личном пространстве стало слишком много.
