Окутавшая девушку мягкая и приятная тьма была истинным блаженством, после того ада, что Лилиан пришлось пережить. Ни мысли, ни чувства больше не беспокоили Святую Деву, реальность разомкнула стальные тиски, даруя ощущение легкости, невесомости, а, быть может, это просто Гилкрист выпустил ее из своих крепких объятий — неизвестно. То был и отдых, и спасение от нахлынувшего безумия. Побег, легкий способ избавится от мучений, и на данный момент такой расклад Лил вполне устраивал, если подобным бегством, вообще, можно было довольствоваться. Где-то на задворках сознания Шерил еще могла мыслить о том, что было бы, если Гил просто-напросто ее придушил...
Столь приятное ощущение свободы, увы, длилось недолго. Постепенно юная дева снова начала чувствовать, возвращаясь в свое тело, становясь сразу тяжелой, словно бы скованной по рукам и ногам. Сознание приходило медленно, не торопясь, давая девушке насладиться каждым моментом возвращения из небытия на землю грешную. Легкость полностью улетучилась, в тот же миг, оставляя после себя лишь неприятную туманность и несвязность мысли. Пусть Лили снова была в сознании, но она не торопилась что-либо делать. Она чувствовала свое тело, но не могла понять где она, что и как. Целительница могла лежать на кровати или на полу, да где угодно, но не поняла бы этого — ощущения были неопределенными. И стоило только Шер выбрать более улыбающийся вариант и мозг целительницы принял бы его за действительность. Скажи она себе, что находится у себя в покоях — так оно и было бы. Но...

От реальности не сбежишь, как бы ни хотелось. Святая Дева попробовала поменять позу, в которой лежала, и, видать, уже слишком долго, потому как руки ее затекли, да и не совсем было удобно. Да, словно спросонья, несчастная думала о собственном комфорте, желая насладиться последними секундами безмятежности. Ведь в ее-то мыслях, Лилиан была у себя в постели... И как же было велико ее разочарование, когда, ослабленная, она не смогла даже руки расцепить. Теперь церковная затворница начинала понимать свое положение: под ней была отнюдь не мягкая кровать, а нечто более жесткое, да и собственно определить позу не составляло большого труда, как и понять, что руки ее связаны грубой веревкой.
Поначалу, еще туго соображая, девушка мало что понимала, но когда пришло осознание, и воспоминания эмоциональным потоком нахлынули на несчастную деву, та невольно дернулась, вжимаясь в жесткую поверхность стола. Сердце снова начало биться неровно, затрудненное дыхание свидетельствовало о подкрадывающейся, самой настоящей панике. Теперь, когда Шерил снова пришла в себя и теперь прекрасно чувствовала Кима, мертвого Кима, до сих пор находящегося у нее во рту. Лилиан не могла больше тешиться блаженным самообманом, который напустила совсем недавно.

Раздавшийся над ухом шепот столь знакомого и родного голоса отнюдь не прибавил радости или облегчения. Становилось только хуже. Дыхание учащалось, как и биение сердца. Вновь становилось непередаваемо страшно, вспоминая то, как обладатель этого голоса Гилкрист буквально только что на ее глазах истек кровью, а его вырванное сердце было выставлено ей на обозрение. Вернувшаяся было способность мыслить снова оставляла несчастную на произвол судьбы злодейки, оставляя невинной девчушке лишь безумное желание отстраниться от происходящего. Картины из недавнего прошлого вызывали приступ тошноты, в конце концов, что может чувствовать человек только что отнявший жизнь... Теперь, когда на Святую Деву накатывала самая настоящая истерика, соловей сильно мешал дыханию, и без того задыхающейся от бурлящих эмоций Лил. Шерил кое-как выплюнула Кима на стол и в кой-то веки стиснула челюсть, сглатывая слюну, не позволяя себе извергнуть следом и содержимое желудка.
Так плохо целительнице никогда еще не было. Хотелось разрыдаться. Согнув спину и уткнувшись лбом в дерево, Лилиан боролась с приступами паники и отвращения к себе. Кажется, сейчас ей не было ни до чего дела, кроме собственных мыслей и чувств. Ни ее положение, ни то где она очутилась и ни окружающее, не волновало Святую Деву, напрочь забывшую обо всем мирском. Была бы возможность, Шерил сползла на пол, ведь ноги снова чувствовали слабость неспособные, удерживать даже лежащее на столе тело.

Совершенно невозможно было контролировать то, что творилось у несчастной целительницы внутри. Шерил хотелось рвать волосы на голове, кричать рыдая, а получалось лишь тяжело и хрипло дышать, стараясь унять колотящееся в груди сердце, которое, казалось бы, заставляло пульсировать в такт себе и стол из-за тесного соприкосновения. Слишком громко и сильно оно билось, даже и не думая замедляться, словно и впрямь желая вырваться наружу, разорвав грудную клетку, и только тогда остановиться, оканчивая мучения своей владелицы.
Нижняя челюсть болела от напряжения, ребра упирались в жесткое дерево, а запястья неприятно горели и чесались — нежная кожа девушки никогда не соприкасалась с чем-то более грубым, нежели ткань ее платьев. Однако, физическое состояние и ее нынешнее положение едва ли заботили Святую Деву, которая была слишком уж поглощена своими мыслями. Церковная затворница слушала говорящего с ней человека лишь вполуха, все силы бросая на борьбу с тошнотой и паническими атаками, что волнами накрывали Лилиан, заставляя ее вновь и вновь вздрагивать, словно от ударов.

Девушка вся дрожала. Ее бросало то в жар, то в озноб. Было плохо, очень плохо. Слушать упреки, обращенные в ее сторону, казалось, невыносимым. Каждое слово стоящего рядом священнослужителя ранило, вонзалось словно острый нож в сердце, вынуждая лишь сильнее вжиматься лбом в поверхность стола, сгибая спину. Шерил желала спрятаться от всего окружающего и самой себя, не видеть и не слышать ничего, только бы настало облегчение и сердце прекратило надрываться. Юная дева не хотела ничего чувствовать, не хотела, чтоб эта чудовищная пытка продолжалась, ведь она прекрасно осознавала свою вину и ответственность. Ну зачем же надо было еще и намеренно издеваться над уязвленной, совершенно разбитой Лил, что не в состоянии была больше выносить даже собственных мыслей об убийстве.

Гилкрист тем временем не побрезговал попробовать Кима на вкус, сунув его к себе в рот, но выплюнув птицу тут же с очень эмоциональным комментарием, от которого Лилиан замутило с еще большей силой. Целительница, что есть мочи, сжала челюсти, вынужденная на некоторое время довольствоваться лишь частым и глубоким дыханием через нос. Но когда поняла, что этого недостаточно снова открыла рот резко выдыхая, а затем с жадностью глотая воздух, словно только-только вынырнула из-под воды. И правда, Лилиан казалось, что она на морском дне находится и над ней простираются километры воды, и ее толща давит сверху, делая тело тяжелым и непослушным, словно оно и не ее вовсе было, грозясь и вовсе размозжить хрупкую целительницу коль не физически, так духовно уж точно.

А когда Крист начал сокрушаться Шерил сделала усилие и встретилась со взглядом мужчины, который был весьма красноречив. Лили моментально с силой сомкнула веки, зажмурилась, чтоб только не видеть этих глаз, впечатывающихся в подсознание, заставляя даже сквозь веки видеть перед собой угрожающе и зло горящие радужки. 

Да. Да. Да. Все это было из-за нее. Она была виновата в сучившемся. Она убила. Перекусила Киму шею. Не помогла истекающему кровью Гилу. Она. Ничего. Не смогла. Сделать. Обладающая столь чудодейственным даром Святая Дева, посланница Божья не смогла спасти жизни двух дорогих ей существ, один из которых своим криком заставлял Лилиан лишь сползти немного вниз по столу все так же жмурясь. Она была бесполезна и бессильна.
Девушка уже самой себе не принадлежала. Она замкнулась, зациклилась на ужасе пережитого вечера. Постоянно всплывающие картины из совсем недавнего прошлого сводили с ума, казались абсурдом и были настоящим кошмаром. Шерил непременно расплакалась бы, но слезы высохли, кажется запас их иссяк еще в той, другой комнате.

Отчаяние, страх, безысходность, осознание собственного непростительного греха давили столь сильно, что девушка готова была вот-вот снова провалиться в столь манящую тьму. Но нет... Что-то держало несчастную в сознании, заставляя сполна насладиться одолевающими ее муками. Лили не могла себя простить, найти оправдание и облегчить свои страдания, как ни старалась. Как бы ни хотелось сказать, что она тут ни при чем и не убивала Кима, что все это сон и подобного никогда не случалось. Сейчас, сейчас девушка не могла отрицать реальность своего кошмара.

Проявлением ее искреннего раскаяния, могли служить одни единственные слова. То был тихий крик рвущейся на части души. Эти мысли не утешали, но и не давали девушке окончательно утонуть в пучине отчаяния и потерять рассудок.
-Я бы ни за что... Я не...

Она так и не смогла договорить. Ей не дали сказать, что она не хотела причинить Киму вред, что на самом деле Лилиан никогда бы не сделала соловьенку больно по своей на то воле. Еще бы, столь добрая и любящая все живое девушка едва ли могла даже представить подобное зверство, не то что совершить.
Шерил попыталась отвернуться, прикусив пальцы, бесцеремонно просунутые ей в рот. Грубым образом оборванную фразу Лил проглотила вместе со слюной и остатками перьев. Чувствовала себя целительница просто отвратительно. Ясность мысли к ней еще не вернулась и соображала Святая Дева туго, очень туго. Она искренне не понимала, что Гилкрист пытается сделать и чего добиться своими действиями, но ощущения были крайне неприятными, а эмоции просто били ключом, создавая иллюзию безумства. Хотелось избавиться от лишнего, выплюнуть пальцы, проникшие в рот довольно глубоко. Лили и так было непросто сдерживать тошноту, а сейчас становилось только хуже. Своими действиями мучитель лишь усугублял ее и без того шаткое положение, поэтому то церковная принсесска вновь и вновь пыталась сомкнуть челюсть, все силы отдавая на то, чтоб бороться с приступами рвоты.

Лилиан изредка даже пыталась что-то промычать, то ли прося Криста прекратить, то ли стараясь высказать недосказанное, а, быть может, это была просто неудачная и бесполезная попытка избавиться от пальцев. Затрудненное дыхание все еще не восстанавливалось, заставляя Шерил всхлипывать раз за разом, с жаждой глотая воздух, словно его катастрофически не хватало. Целительница пыталась отвернуться, запрокинуть голову, укусить Гила, но все было бесполезно — мужчина никак не реагировал на ее жалкие потуги. Ее друг не воспринимал ни единого ее действия, что заставляло рождаться еще большему страху перед ним, чем прежде.

Кажется, священнослужитель говорил, что то не Гилкрист, а монстр, вселившийся в него, делал все это и заставлял Шер мучиться и страдать. Да если и так, Лил не понимала, что такого могла сделать человеку, чтоб он смотрел на нее с такой злобой и ненавистью... Это было настоящей загадкой, которую Святая Дева в ее-то состоянии не могла разгадать. Ее голову до сих пор занимали одни лишь мысли об убийстве и причине таких поступков этого страшного человека. Да и неутихающие ни на мгновение чувства, желающие просто-напросто растоптать сердце несчастной целительницы, не желали ослабить свой натиск, лишая девушку возможности оценить ситуацию.

Взгляд расширенных, перепуганных глаз не мог сфокусироваться на чем-то определенном, пока перед Бэйкер не возникли металлические щипцы, совершенно не внушающие доверия. Но девушка и предположить не могла зачем они мужчине понадобились. Ее образ мысли не был столь изощренным, и даже сейчас Шер не могла представить, что Гил намеревался сделать, хотя ответ был более чем очевиден.

Его слова заставляли зашевелиться активнее, а пальцы, пришедшие, в движение, по возможности, вновь и вновь сглатывать активно выделяющуюся слюну. Голос Гила звучал странно, очень странно, таким его Святая Дева, пожалуй, еще не слышала. Оно и логично, ведь это был вовсе не Крист. В это тяжело было верить, воспринимать рыжеволосого священнослужителя, как кого-то совершенно иного, но было просто необходимым, чтоб не сломаться окончательно.
Вслушиваясь в смысл произносимых слов, девушка все же догадалась, что конкретно задумал епископ церкви. Это заставило ее сильно стиснуть зубы, чтобы только не дать Гилу осуществить задуманное. Однако, мужчине не составило больших усилий разжать ей челюсти и без промедления просунуть металлические щипцы в рот целительницы, которая вновь непроизвольно попыталась прикусить уже попавший внутрь пыточный инструмент, да только это было плохой идеей — железо перекусить девушка уж точно не смогла бы. Оставалось лишь пытаться языком увернуться от холодного металла, Лилиан знала, осознавала, что рано или поздно она попадется, и должна была быть готова к этому, но когда щипцы сомкнулись на ее языке и грубо выудили его наружу, Шерил не удержалась и пискнула от боли, страха и отчаяния.
Паника только нарастала, Шерил просто не знала, как ей быть дальше и что делать. Она попыталась одернуть голову, но щипцы крепко держали плоть. Бэйкер подняла полный страха и отчаяния взгляд на своего друга, который выглядел столь веселым и довольным, что становилось жутко. Его вид так и говорил о том, что он получает истинное удовольствие от совершаемых им зверств. Подобное у наивной девчушки не укладывалось в голове. Как можно было вот так просто наслаждаться чужими мучениями? Лилиан пыталась найти ответы, не отрываясь смотря на Гила и ожидая с ужасом его следующих действий.
Как он попытается очистить его от скверны страшно было представить. А узнать это Лил была просто не готова.

Было непередаваемо больно, успевший нагреться металл сдавливал язык с такой силой что хотелось взвыть. Тупая, пульсирующая боль постепенно распространялась по телу, заставляя девушку задыхаться от столь непривычных, неприятных ощущений. Ей было очень страшно. Шерил не знала, что ей делать, и не видела того, что могла бы сделать, дабы прекратить все это. Она продолжала смотреть на мужчину, не отрываясь, не отводя взгляда, желая только одного, чтоб тот остановился. И, как ни странно, так и случилось - Крист замер, только вот щипцы не ослабили своего нажима, заставляя все так же задыхаться от жуткой боли.
Даже когда священнослужитель заметил, что вкладывает слишком много силы в удерживание ее языка и ослабил хватку, это не принесло ровным счетом никакого облегчения — язык все равно словно огнем жгло, а пульсация лишь усилилась, стала еще более ощущаемой, но не такой частой.
И все же то, что Гилкрист хоть немного отступил не могло не обнадежить наивную целительницу, считающую, что ей удалось повлиять на действия этого человека достучаться до его разума и сердца. Но как же глубоко она заблуждалась в том, что способна вообще была оказать на своего мучителя хоть какое-то влияние.

Произнесенный в придыханием и восхищением комплимент неспособен был вызвать никакой другой реакции кроме отвращения. Ведь ничего прелестного Лилиан в ее положении не видела, да и в ситуации в целом. Все это было чудовищно, бесчеловечно и, как казалось Святой Деве, совершенно бессмысленно.
Очищение? Церковная целительница его себе представляла совершенно иным. Как насилием можно очистить кого-то от совершенного греха или скверны, Лили не понимала, как ни старалась. Все это было больше похоже на весьма заслуженную девушкой расплату или пытку, но ни в коем разе не на процедуру с помощью которой люди возвращались к свету, поборов тьму, засевшую глубоко в сердце. 

Девушка все же отвела взгляд, пока Гил был занят чем-то своим. Лили просто не могла больше выдерживать все это.
Предупреждение о том, что будет больно, еще больнее леденила душу и вселяло ужас, ведь юная дева верила словам рыжеволосого мужчины, который предоставил ее взору ржавый гвоздь, выуженный из стола. Не было никаких сомнений, что не зря Крист ее предупреждал. Должно признать, священник помог справиться Шерил с неугомонным сердцебиением, ведь внезапно оно стихло в ожидании, в предвкушении новой боли. Однако оставаться спокойной в данной ситуации было невозможно. Несчастная снова попыталась отстраниться, дернув головой в сторону и стараясь освободить связанные руки.

Страшно. Очень-очень страшно было несчастной целительнице, которой никогда не приходилось сталкиваться с подобным ужасом. Девушка вновь посмотрела на своего друга, ее взгляд был более чем красноречив. Видно было, что Лилиан верила ему. Верила, что О`Кифф сделает то, что собирался, но надеялась: он остановится, одумается. Неужели Лил все еще недостаточно сильно страдала? Ведь душевная-то боль куда сильнее и мучительней физической... Неужели нельзя было остановиться?

Да, подобное совершенно нереально было терпеть. Девушка непременно молила бы друга, если б могла говорить, а не бессвязно мычать, и  не была б в оцепенении от ожидания обещанной другом боли. Безумие чистой воды. Иначе и быть не могло. Шерил зажмурилась и вся напряглась, когда мужчина замахнулся рукой, держащей гвоздь. Страшно, было очень страшно. Однако боли не последовало, и Бэйкер разлепила веки, снова направив свой взгляд на бывшего оперативника и чувствуя, как замершее сердце снова набирало обороты.

Неужели Гилкристу настолько нравилось наблюдать за ее мучениями. Сложно было так быстро с этим смириться, ведь до недавней поры Лилиан и представить своего друга таким не могла. А сейчас, в подобной ситуации он еще и умудрялся издеваться, шутить и смеяться над ней. Его смех и слова задевали за живое, делая больно и без ржавого гвоздя. Пока Лил была занята своими душевными метаниями, Гил пододвинул к ее лицу лежащую на столе икону. Каждое действие епископа теперь воспринималось с подозрением и сопровождалось новыми волнами панической боязни. И правильно...

В этот раз Гилкрист не остановился. Замахнувшись он вонзил гвоздь в язык Святой Девы, что, не выдержав, закричала. Из глаз несчастной тут же брызнули слезы. Теперь боль была весьма узкого диапазона и остра, Шерил прекрасно чувствовала, как кончик гвоздя под давлением пальца Криста намеревался проколоть язык и томительно медленно входил все глубже в мягкую плоть. Активно зашевелив руками Бэйкер попыталась одернуть голову, переминаясь с ноги на ногу и громко дыша толи поскуливая, толи постанывая от боли. Все эти усилия лишь позволили девушке немного опустить руки, передвинув под столом связывающую их веревку — не больше.
Сжав кулаки, Лилиан обессиленно с шумом выдохнула, коря себя за беспомощность...

Как же. Было. Больно.
Горячие слезы вновь стекали по щекам нескончаемым потоком. Хотелось сомкнуть челюсть и просто-напросто откусить доставляющий столько болезненных ощущений язык, словно бы это хоть как-то помогло, будто если она откусит свой язык он перестанет болеть... Но ведь и для подобного безрассудства требовалась не дюжая смелость и сила, которой и целительницы отродясь не было. Однако одолевшее здравость мысли безумие вполне могло толкнуть девушку на столь бессмысленное и глупое действие. Все же Шерил была еще той трусишкой и осознание собственной слабости заставляло только больше и больше проливать слез.
Взгляд целительницы бездумно блуждал по поверхности стола... Она таки намеревалась совершить подобную глупость и искала в себе решимость, но было страшно, очень страшно, ведь язык-то заново не отрастет. Шерил пару раз глубоко вздохнула, вбирая в легкие как можно больше воздуха, стараясь сосредоточиться, перед тем как сомкнуть челюсти ...

Лилиан сжимала кулаки, пыталась опуститься, хотела откусить собственный язык, для того чтоб хоть на мгновение эта боль и страх, что рождали отчаяние, исчезли, перестали мучить ее. Она была трусихой, как бы ни пыталась корчить из себя сильную и храбрую спасительницу человечества. Святая Дева — не человек — образ, посланница Первоначал на землю грешную, должна была справляться со всеми тяготами, посылаемыми ей жизнью, и до сегодня Шерил справлялась с этим, даже не подозревая о том, что не пережила и половины того, что приходится терпеть обычному люду. И вот сейчас она мычала и задыхалась от боли, неспособная что-либо сделать, чувствуя, как гвоздь постепенно продвигается вниз, казалось уже неимоверно долго. Теперь Бйкер ощущала еще и давление прижимавшего язык к иконе пальца. 

Шерил пусти и собиралась откусить себе язык, но силенок не хватило и смелости. Девушка была ничтожно слаба, что даже ее решимость угасала столь быстро, при угрозе новой невыносимой боли и небольшому давлению. Голова по-прежнему не соображала, а слезы стекали по щекам, и в скором времени грозились образовать целую лужу под головой служительницы церкви вперемешку со слюной и кровью.

Целительница даже не сразу заметила, когда давление на гвоздь ослабло и мужчина убрал руку, совершенно не заметила, а, очнувшись, увидела прямо перед собой лицо Гилкриста. Она даже замерла на несколько мгновений, всматриваясь в глаза близкого друга. Но стоило вспомнить, что он и является ее мучителем девушку охватывал неимоверный ужас, овладевающий каждой клеточкой тела. Лили казалось, что она чувствует сбившееся и горячее дыхание на своей коже. Священнослужитель молчал и просто смотрел, судя по всему, наслаждаясь зрелищем. А Лилиан глядела на него с безумием и мольбой. Она до сих пор видела в нем надежду, и кажется о этого дурацкого чувства просто так нельзя было избавиться. Святая Дева продолжала верить в бывшего оперативника, которого она так хорошо знала.

- Гил... — Шерил попыталась произнести его имя, позвать Мужчину за мгновение до того, как он резко встал и скрылся из виду. Слова давались тяжело и были трудно узнаваемы из-за прибитого к иконе, и оттого неспособного функционировать языка. Но она попыталась, хотела воззвать к тому единственному человеку на земле, на которого могла положиться.

Когда она услышала тихий шепот над ухом — это было неожиданностью, заставившей девушку вздрогнуть. Голос друга был настолько нежен и ласков что Шер готова была заслушаться. Однако, его слова и действия никак не вязались чувственному голосу. Гилкрист одновременно успокаивал и вселял страх. Бэйкер все прекрасно чувствовала: его руку, играющуюся с волосами и наматывающие их на кулак, а затем снова боль, от резкого рывка, благодаря которому Кристу удалось вырвать целую прядь.

Но разве эта боль могла сравниться с душевной и той, что уже девушка ощущала?

Девушка все еще не могла вернуть связность мысли, и сейчас напоминала скорее запуганного до смерти зверька, ожидающего лишь очередную попытку причинения страданий. Поэтому, когда епископ положил ладонь ей на руку, девушка попыталась ее одернуть. Сжав кулак, она пыталась помешать Кристу совершить то, чего он хотел. Святая Дева могла видеть его лишь краем глаза, это заставляло лишь активнее шевериться, стараясь не позволить Гилу разжать ладонь. Но увы, все попытки были тщетны, сколько бы ни мычала девушка, сколько бы ни задыхалась от испуга. Когда ее ладонь была разжата, а из всей пятерни выбран мизинец, девушка продолжала биться, на столе пытаясь освободить руку.

Из слов изверга сейчас Лилиан могла извлекать лишь одно — предупреждения, предвещающие боль, заставляющие только сильнее заливаться слезами и дрожать от страха. Громко и тяжело дыша, целительница пыталась сосредоточиться, чтоб быть готовой. Но это было невозможно просто потому, что могла Лили думать лишь об одном.

- Не надо... Нет...— Дальнейшие же просьбы сожрал вырвавшийся из легких крик. Пусть приглушенный и хриплый, но все же довольно громкий вопль, прервала попытка подняться и одернуть руку. Но затем юная дева почувствовала всю бесполезность своих действий, что заставило ее всю вжаться в поверхность стола, желая найти утешение и избавления от мук, то ли просто слиться с древесиной. Мизинец жгло огнем, целительница чувствовала, как из пальца сочиться кровь — безжалостный мужчина вырвал ей ноготь. Чтоб не скулить девушка прикусила собственный язык, пытаясь сжать челюсти, но причинять долго боль самой себе она не могла и ослабила давление, резко выдыхая, затем снова втягивая полные легкие воздуха, который казался неимоверно густым.

Это переходило всякие границы, рушились последние остатки самообладания, оставляя лишь паническую боязнь, страх того, что Гилкрист снова причинит ей боль, что снова заставит вжиматься в деревянный стол, бесполезно дергая связанными руками, извиваясь и мечтая лишь о конце всего этого кошмара. Словно последнее усилие — Святая Дева вновь резко попыталась встать, однако, поднимая резко голову, она совершенно забыла о куске металла, вбитого ей в язык, еще чуть-чуть и девушка даже смогла бы надорвать, а то и вовсе разорвать плоть. Снова обрушившись на дерево, целительница впилась в него ногтями правой, нетронутой руки.

Мужчина с одного пальца сразу же переключился на другой. Постепенно Лилиан прекращала понимать, что конкретно у нее болит. Вместо пальцев болела вся рука по локоть. Каждый раз, когда щипцы резко выдёргивали ноготь, отрывая его от плоти, резкой волной боль распространялась по всему телу, заставляя несчастную девушку корчиться и стонать, извиваясь на столе змеей. Каждый человек способен постепенно привыкать к боли, Шерил, конечно, не успела, но теперь почти не кричала, пока Крист мучил ее. Целительница плакала, задыхалась, пыталась просить мужчину остановиться, но не могла произнести и слова, глотая их снова и снова издавая лишь, неразборчивые протяжные звуки. Нужно признаться, про прибитый к иконе язык Святая Дева уже и позабыла, сосредоточившись лишь на левой руке. Было нестерпимо больно, девушка пыталась, как могла освободиться, потому как еще питала надежду на то что все это прекратится.

Она почти не слышала слов Гилкриста. Лили не могла уже ни на чем сосредоточиться, кроме как на не проходящей боли, которая сводила с ума, заставляя позабыть обо всем человеческом, включая и способность мыслить. Чувствовала она лишь кровоточащие пальцы, и что Крист хотел у нее узнать, она просто не понимала. Ощущала Бэйкер лишь то, что постепенно напряженное до предела тело начинает наполняться тяжестью, что внезапно становилось невероятно жарко, словно Лил уложили на сковородку. Левая рука, вообще, словно огнем горела и пульсировала в такт бешено стучащему сердцу. Кажется девушка превратилась в оголенный кусок нервов, малейшее прикосновение к которому вызывало адскую боль.

Неимоверно хотелось покинуть собственное тело, только чтоб все прекратилось. Но мысли о смерти пока не посещали юную целительницу, хотя где-то в глубине сознания она знала наиболее простой выход. Только вот, сделать что-то с собой, дабы оборвать пытки, Лилиан не могла. Правая рука целительницы продолжала впиваться в дерево, оставляя отметины. Девушка ломала себе ногти, но не чувствовала этого. Неприятные ощущения на фоне остальных просто-напросто меркли. Понятие времени исчезло вместе со способностью оценивать положение.
И вот, когда епископ избавил каждый палец от лишнего, он отступил, прекращая пытки. Это не могло заглушить страдания юной девы, но позволило хоть немного совладать с дыханием, ведь если б все так и продолжилось, Шерил могла задохнуться. Воздух хоть и поступал в легкие, но его не хватало, катастрофически не хватало. Горло девы пересохло от частых вдохов, невозможности нормально сглотнуть слюну и смочить язык. 

Лилиан пыталась побороть отчаяние, но не могла с ним справиться. Несколько минут так называемого отдыха не помогали расслабиться. Девушка чувствовала, тепло что источал ее дар, ощущала, как сила пыталась залатать раны, однако, это не избавляло от боли, заставляло только еще больше на ней сосредоточиться. Никогда подобного с Шер не случалась, она и представить себе не могла, что что-то подобное могло случиться с ней. Затуманенный взгляд прошелся по столу и остановился на трупике Кима, что до сих пор лежал в поле зрения Бэйкер, но был выброшен из головы в тот же момент как Гил приступил к процедуре очищения. Окровавленные пальцы впились в стол, вдруг, Лили почувствовала себя таким жалким ничтожеством, что хотелось снова взвыть. И теперь, когда вернувшаяся душевная и физическая боль вошли в резонанс — девушка возжелала умереть. Она закрыла глаза не в силах больше видеть птицу, и в тот же момент услышала голос Гилкриста где-то неподалеку.
Она рассчитывала на то, что мужчина вновь возьмется истязать ее и дико этого боялась. Но вопреки ожиданиям Крисл лишь присел на край стола, принялся оглядывать жертву и гладить ее по голове. Он говорил, что верит в нее... Кажется совершенно зря ведь Лил почти сломалась под невыносимым напором пыток разума и физической боли. Совершенное убийство терзало душу, бывший оперативник тело, и со всем этим Шерил не способна была бороться.

Пока Бэйкер сокрушалась, желая скорее найти избавление, дар целительницы выполнял свою работу, и каждая ранка начинала жутко чесаться – это свидетельствовало о делении клеток, что сейчас ускорялось в геометрической прогрессии, желая восстановить тело девушки до того состояния, в каком она сюда попала, а, значит, до полного, ну почти, здравия. Увы, но ее способность не спасала от боли, а лишь усиливала ее жутким зудом, что заставлял вновь и вновь пытаться царапать стол ногтями, которых не было. Это были неприятные, дискомфортные ощущения, от которых хотелось поскорее избавиться. Девушка знала, что если еще потерпеть, еще самую малость потерпеть боль перестанет ее беспокоить. Нужно было крепиться… и ждать, но становилось только хуже.

До сегодняшнего дня Шерил всего один-единственный раз использовала силу дара на себе, вернее, та сама исцеляла владелицу без ее на то ведома. Но тогда, потеряв сознание, Лили не смогла сполна насладиться ее действием, которое, как выяснилось, не даровало умиротворенности и блаженства, как девушка думала, а лишь усиливало болезненные ощущения, активно стараясь избавиться от нанесенных увечий.
Когда мужчина оставил Святую Деву в покое, она могла сосредоточиться на ощущениях всего своего тела, а не определенных его частей, над которыми Крист работал в данный момент. Теперь девушка начинала понимать, что бывший оперативник имел в виду, спрашивая, чувствует ли она… Да, пробитый язык тоже был местом сосредоточения эфира, и теперь то Лили начинала понимать, что происходит. Каждую секунду, язык пытался восстановиться полностью, но ему мешал гвоздь, который плоть отторгала, не желая делать своей частью. Святой Деве казалось, что уязвленные конечности жили своей жизнью, от этого становилось даже жутко. Почему-то Шер саму себя пугала, и это ей не нравилось.

Столь добрая, невинная и наивная, как она вообще могла оказаться в подобной ситуации? Та, что никогда по своей воле не причинила бы вреда ни одному живому существу, как могла заслужить подобные зверства и страдания. Совершенно немыслимая жестокость и несправедливость творилась сейчас перед ее глазами, а, вернее, с ней самой. Всю жизнь посвятившая служению другим, Святая Дева сейчас понимала, что никто не придет к ней на помощь и вряд ли хоть на кото-то она может рассчитывать. Чувство одиночества накрыло с головой, заставляя чувствовать себя еще хуже. Несмотря на присутствие Гилкриста, Лилиан казалось, что она одна во всем белом свете. Более того, мужчина даже пугал своей отстраненностью, казалось что его и нет вовсе.

Теперь, когда боль от пыток унялась и безумие отступило, девушка могла снова рассуждать. И единственное, что она спрашивала у самой себя было — за что? За что ей несчастной все это? Зачем ее заставляют так страдать и мучают, истязая душу и тело? Почему все так обернулось?

Единственным верным помощником и спасителем до сих пор была вера. Целительница была уверена, что Первоначала все так не оставят, не позволят ей долго находиться в этом темном, пропитанном страхом, помещении. Боги же не могут допустить такого, ведь Лил их верная раба и посланница, чья миссия на этой земле еще не завершена. И, в конце концов, есть же еще люди, которые до сих пор нуждаются в ее помощи. Лилиан еще стольких может спасти, но она лежит здесь и продолжает ощущать то, как медленно и мучительно исцеляются нанесенные другом раны. Даже в таком положении эта дурочка умудрялась думать о других. Даже в сложившейся ситуации она все еще была выращенной в церкви девочкой, что только и знала, как исполнять свой долг перед человечеством.

Девушке было больно, неприятно, но Лилиан не отдавала дару приказ исцелять собственные раны, а ждала, пока само собой все пройдет, а все потому, что она никогда раньше и не думала применять дар на себе. Ведь она не болела никогда. Бэйкер не прикладывала никаких усилий, чтоб облегчить свои страдания только потому как даже не подозревала, что так можно и даже нужно. Шерил, пригвозженная к Иконе, символу своей веры, в данный момент могла надеяться лишь на божье проведение, в глубине души понимая, что после содеянного ею Первоначала могли просто-напросто отвернуться от оскверненной страшным грехом девушки. Святая дева искренне раскаивалась и молила о пощаде и прощении, за то, что убила, за то, что думала об избавлении, забыв напрочь все духовное, в тот момент как руки рыжеволосого священника вдавливали гвоздь и вырывали ногти. Она была чудовищна и отвратительна — даже тошно становилось и снова хотелось плакать.

Сколько времени уже прошло с тех пор, как все закончилось — неизвестно. Тишина, нарушаемая лишь биением собственного сердца, давила на голову, словно на нее камень положили. А тело постепенно деревенело, словно и впрямь сливалось с поверхностью стола. Казалось, что Шерил лежала тут уже целую вечность, хотелось пить, смочить пересохшее горло. Постепенно Лили погрузилась в состояние похожее на сон, но это был не он — она просто закрыла глаза, поддаваясь тяжелым думам. Девушка должна была попытаться вырваться, но не делала этого — она не могла смириться с ее положением, но и едва ли была в силах что-то сделать.

Шер так и лежала, если бы в какой-то момент не почувствовала прикосновение к до сих пор болящей руке. Кажется, Крист активизировался. От неожиданности Бэйкер ощутимо дернулась, пытаясь одернуть руку. Спокойствие тут же улетучилось и сердце вновь начало взволнованно биться, немного ускоряясь, даже дыхание сперло. Как ни крути — жертва ведь.

Мужчина похвалил ее и сделал укол. Раздавшийся после глухой тишины звучный голос резал по ушам и казался слишком резким. Чувствуя, как под кожу вводится какой-то препарат целительница поморщилась от омерзительных ощущений, а затем словно растворилась в пространстве. Лили почувствовала, как мужчина с силой надавил на язык, но боли не было, что показалось Лил странным. Также она не почувствовала ничего, когда Гилкрист вытаскивал гвоздь и вставлял вместо него что-то еще, должно сказать, с непривычки кажущееся весьма увесистым, но не суть. В кой-то веки Святая дева смогла закрыть и смочить слюной рот.

Правда вот радоваться было абсолютно нечему в следующий момент прозвучали страшные слова, о ее возможной кончине. Что Гилкрист пытался ускорить? О какой такой новой себе идет речь Шер не понимала, но теперь имела возможность говорить, наблюдая, как священнослужитель играется с тушкой Кима и иконой, к которой Шер недавно была прибита. Лил возмущало подобное поведения епископа, что должен был быть ближе всех к Богам. Ведь он тот, кто был удостоен чести разговаривать с ними, если верить легендам. Он просто не мог вести себя так, однако, это была не единственная мысль, что закралась в голову Святой Девы до того, как она увидела в руках Криста нож. Если Гилкрист являлся приближенным богов, то неужели все что здесь происходит их на то воля? В секунду похолодев, Лилиан совершенно забыла об угрозе в виде ножа в руках у маньяка.

- Нет. Не может быть... — произнесла она с ужасом в глазах, слыша что ей уготовано, но обращаясь скорее к своим мыслям, ведь именно они ее больше всего и пугали. Голос девушки был тихим и дрожал, а глаза не отрываясь следили за блестящим лезвием, которое уже намеревалось кольнуть глаз девушки, но вместо этого прошлось по лбу. Из пореза тут же потекла горячая кровь, что, попадая в глаза лишала возможности видеть.

Больно было, но не сильно — сейчас несчастная целительница не испытывала и половины того, что пришлось терпеть до этого. Тем не менее одно только осознание того, что ее порезали, заставляло страху вновь подчинить разум.
- Зачем, Гил? За что? — Спросила целительница срывающимся голосом. Хотелось закрыть царапину руками, чтоб не позволять крови снова заливать лицо, на котором еще оставались следы от того фонтана, что сочился из перерезанного горла друга. — Почему ты так поступаешь? Прошу — остановись. Мне больно... и страшно. — Неужели и впрямь все на этом белом свете от нее отвернулись, неужели настал тот страшный день, когда она оказалась никому не нужной, даже единственному другу, что сейчас так отчаянно старался причинить ей боль.

Если Гил собирался ее убить, то почему не сделал этого быстро и сразу, вогнав нож в сердце целительницы? Зачем тянул, говоря, что желает ее перерождения? Почему нужно было прибегать к столь изощренным методам убийства, как линчевание? Шерил до сегодняшнего дня даже не подозревала, что на этом свете может, вообще, практиковаться подобное зверство. Вполне возможно, что инстинкт самосохранения не работал просто потому, что Лилиан не верила в то, что ей грозит настоящая опасность, несмотря на новые и новые, наносимые рукой священника, порезы на лице. Может быть просто не хотела думать, что и взаправду может здесь умереть. Ей было и страшно, и больно, но все еще Святая Дева не утратила веру и надежду, что непонятным образом подпитывали ее, придавая несчастной силы.

Она хотела, яростно желала, чтоб все это прекратилось. Однако, пришедшее недавно осознание того, что, может быть, это и есть ее судьба, уготованная Первоначалами, заставляло сердце сжиматься. Целительница всегда думала, что ей есть на кого положиться, пусть даже на восхваляемых ею Богов, ну а теперь же... Разве ж теперь она могла по-прежнему рассчитывать на то, что они на ее стороне? Что они не оставили ее?

Бэйкер взывала, к своему другу, стараясь пробудить в нем прежнего себя, но в ответ получила лишь приказ заткнуться и новый порез, который казался болезненнее предыдущих. Из неглубоких порезов на лице и шее проступала кровь, стекая вниз и капая на стол. Создавалось впечатление словно девушку обдали горячей водой, становилось невыносимо жарко из-за притока крови. Однако, даже сейчас Святая Дева не могла направить на себя собственную исцеляющую силу. Да, ей, несомненно, наносили множество ран, что отзывались болью во всем теле, но Лилиан по-прежнему не пыталась применить дар на самой себе. Она столько лет лечила людей от столь страшных болезней. Лили столько всего насмотрелась, что аккуратно нанесенные порезы на шее и лице казались ничтожными царапинами, которые в течение часа заживут сами собой.

Девушка всеми силами отрицала нависшую над ней угрозу смерти. Ведь Гилкрист никогда, ни за что не убьет ее.

Шерил продолжала заблуждаться насчет рыжего священника. Она была непреодолимо упряма. Пусть даже каждый раз после очередного пореза Лил вздрагивала от боли, пусть в глазах стояли слезы и было ужасно страшно, целительница не начинала лечить себя. Она даже не знала, как перенаправить собственный дар, для сугубо внутреннего применения. Ей всегда казалось, что она являлась лишь проводником своей силы, Лил не верила, что была подлинным ее обладателем. Она не была чудотворцем — ее направляли Первоначала, что возможно отвернулись от убийцы, более недостойной их благодати. Настоящий бред, не иначе, но отчего-то он казался разумным для перепуганной не на шутку и в какой-то мере отчаявшейся девушки.

Внезапно перейдя на спину, мужчина стал более яростно и хаотично наносить удары. Целительница это прекрасно чувствовала по усилившейся боли, и по тому, как постепенно кровью пропитывались клочья ткани, когда-то зовущееся платьем девушки. Прогибаясь в спине, каждый раз когда нож проходился по коже, Лили чувствовала, как нарастает паника. С каждым разом мысли начинали путаться все сильнее, прежней сознательностью уже и не пахло. Крист просил бороться, но все силы Бэйкер уходили на то, чтоб держаться хоть в каком-то подобии сознания и ясного ума.

- Не могу... — выдохнула девушка между ударами. — Не могу! Нет — надрывно повторила она, когда уже становилось невыносимо терпеть, когда снова готова была поддаться приступу сумасшествия от испытуемого. Шерил пыталась объяснить епископу, что не знает как обратить действие своего дара, заставляя его сосредоточиться на самоисцелении. Но не мога и фразу нормально построить, снова начиная задыхаться. Девушка по-прежнему не отступала от своего предназначения, неготовая отказаться от служения другим и поставить себя в приоритет всему. Ведь стоит ей только это сделать, и она утратит смысл жизни, обманет доверие Богов и перестанет быть той, кем должна. И вот тогда, тогда ей настанет конец. По-настоящему.

А, может быть, все это лишь очередное испытание? Да. Благодаря которому она должна была доказать Первоначалам свою преданность. Она должна была быть сильной, обязана пройти его во что бы то ни стало. Девушка не могла оступиться, и тогда милостивые Боги даруют ей прощение, может быть тогда девушка искупит свой страшный грех и очистится, как того желал Гилкрист.

Упрямство Лилиан поражало. То, как сильно она цеплялась за самую бредовую надежду было просто смешно. Насколько был болен ее разум, раз она могла воспринимать подобное, как испытание или необходимость.

- Нет. Я не должна.

Девушке было непередаваемо больно, но у нее теперь появилась причина терпеть. Целительница не могла ударить в грязь лицом, сдаться, поддаваясь соблазну, и начать лечить себя. Уж точно не сейчас, когда Первоначала испытывали ее, заставляя проходить через все эти ужасы.

Спина девушки к тому времени уже превратилась в одну сплошную, отвратительно горящую рану, кажется на общем фоне испытываемых ощущений Лилиан перестала чувствовать новые удары церковника. Хотя нет, все же Шерил прекрасно их чувствовала, каждый раз сжимая челюсти и задерживая дыхание. Тело ее было напряжено до предела, не в состоянии расслабиться ни на секунду. Святая Дева старалась сохранить остатки самообладания, чтоб ни в коем случае не потерять себя и свою веру, дарующую надежду на то, что все это кончится, как только она справится с этим чудовищным испытанием. Мысленно Лили просила саму себя держаться и быть сильной, чтоб только не провалить воображаемую проверку. Она обязательно докажет Первоначалам, что достойна их благодати, которой целительница пользовалась все эти долгие годы.

В чем Гилкрист упрекал девушку когда-то? Ах да, мужчина говорил, что Шерил не понимала людей, которых лечила, не знала ничего о физической боли. Теперь то подобного нельзя было сказать. После нескольких часов мучений, после столь тесного знакомства с самыми настоящими пытками Лили могла уверенно заявить, что знает, каково это — терпеть боль. Быть может, представление девушки все еще было ничтожным, может этого было недостаточно, чтоб утверждать подобное, но для Бэйкер всего хватило с лихвой.

Решимость Святой Девы граничила с сумасшествием, по сути таковым и являлась. Иначе и не назвать то, что она делала и думала. Давясь подступающими слезами, целительница крепилась, как могла. Она корчила из себя сильного человека, но на самом деле очень сильно боялась. Ей было страшно настолько, что приходилось верить в то, что сама придумала, приходилось хвататься всеми силами за несбыточные надежды, за то единственное, что помогало держаться на плаву.

Пропитавшаяся кровью ткань неприятно липла к коже. К изрезанной спине страшно было прикоснуться. В глазах темнело и Лилиан чувствовала, что уже на пределе. Но даже так упрямица не пыталась исцелиться. Ее раны и так должны были постепенно заживать. Дар не позволит ей умереть, каки тогда, когда Лил намеренно поранила руку, совершенно случайно перерезав артерию.

Внезапно Шер ощутила, как ее поворачивают на спину. Все тело будто свинцом наполнено было, целительница едва ли могла пошевелиться, или оказать хоть какое-то сопротивление. А может и стараться не стала бы, воспринимая происходящее как ей вздумается, как легче было принять реальность. Да и к тому же противиться и перечить воле Богов, Святая Дева не собиралась. Шерил отчаянно верила, что ей это зачтется, что справедливые Первоначала помилуют ее за терпение и покорность и даруют покой. Однако, как только спина коснулась поверхности стола, девушка чуть не взвыла от боли, прогнувшись, желая уменьшить площадь соприкосновения с деревом до возможного минимума. Отсутствующий взгляд приоткрытых глаз, засохшая кровь на которых мешала четко зреть, метался неспособный ни на чем конкретном сфокусироваться. Хрипя и кряхтя, целительница хотела как можно скорее вернуться в исходное положение, но не могла пошевелиться. Тело не слушалось абсолютно, Лилиан казалось, что она и пальцем шевельнуть не может, настолько оно было тяжелым.

Шерил хотела прекратить все, но заставляла себя преодолевать жуткое желание хоть чуть-чуть ослабить боль, самую малость уменьшить эти муки. Уверенность трещала по швам, решимость готова была улетучиться, но вера занозой сидела и саднила, не позволяя думать о собственном благосостоянии. Лил была безумна. Все без исключения сочли бы ее сумасшедшей, если б только знали, что происходит у Святой Девы внутри.
Окружающий мир, что почти престал для нее существовать, но вдруг вновь поглотил девушку, стоило лишь ей увидеть тушку Кима над головой. Гил даже вытер кровь с ее глаз, чтоб Лил могла видеть, то, что он хотел ей показать. Руки епископа, ловко орудуя ножом, легко кромсали трупик. Зрелище это заставляло Лили вздрагивать, словно это ее резали, и закрывать глаза.
- Прекрати! — пропищала девушка, отворачивая голову, не желая больше видеть происходящее. Она не хотела смотреть на представленную на обозрение голову ее питомца, которая в скором времени была затолкана избраннице первоначал в рот. За птичьей головой последовала трубка, из которой в рот текла вода. Лили старалась по возможности выплевывать ее. Шер не хотела проглотить голову соловьенка вместе с жидкостью.
Долго Лили боролась и пыталась не проглотить часть своего любимца, старалась плеваться, но вода попадала в горло и Шерил чисто рефлекторно сглатывала, стараясь не пропустить лишнее. Но это было невозможно — вода лилась и лилась, еще немного и Лили могла просто-напросто захлебнуться. Вода попадала не в то горло, заставляя закашливаться и задыхаться. Когда острая нехватка кислорода дала о себе знать Лилиан все же сделала то, чего от нее ждали. С большим количеством воды она проглотила голову Кима. Горло отдало неприятной болью — слишком большой глоток, да и черепок не был совсем крошечным, чтоб его можно было его просто так проглотить. Он словно застрял, не желая продвигаться ни туда, ни сюда. Девушка сильно закашлялась, в надежде на то, что сможет все же выплюнуть череп, но вскоре поняла: это бесполезно.

Лили захлебывалась, кашляла, снова захлебывалась и теперь пыталась уже водой протолкнуть голову дальше, глотая как можно больше воды. И в скором времени часть Кима была полностью поглощена. Процесс был долгим и мучительным, но Шерил это сделала. А когда поняла, что сотворила отчаянно замотала головой, отрицая, не желая принимать происходящее.