Мы все являемся заложниками своих привычек. Наше сознание определяет нас, но оно же и ограничивает. В этом вся суть живых существ... во всяком случае тех, которые обладают сознанием или думают, что им обладают. Это относится в равно степени, как к людям, так и к акума и иже с ними.
И хотя эта мысль не покидала призрака (ибо ему приходилось держать в памяти каждую маленькую деталь относительно тройки своих актерских образов и отыгрывать каждый в соответствии с конкретной ситуацией, он все же иногда забывал, что дело не только в нем самом... вернее, точнее будет сказать, что это правило относилось не только к его искусственным личностям. Оно было универсальным правилом для каждого, включая не слишком человечных "напарников" (пускай и на время) наемника.
Все они приходили сюда со своим опытом и своим набором привычных действий. И если для Сэлема... точнее, для "Циклопа" был характерен его рант, то парень интересовался деталью, которая представляла важность по его мнению. В конечном счете, как он мог знать, что она никак не поможет им в их путешествии?
- Религия... Со времен появления эфира детям совсем не преподают историю самобытных народов, очевидно. - легкий смешок человека, который в окружении легенд и уверений в их подлинности задолго до того, как вера стала билетом в жизнь. - Такие существа - не то же самое, что первоначала или другой религиозный бред. Давно, еще до моего рождения, считалась, что у каждой речки, каждого леса, у каждого кусочка территории, да даже у некоторых семей есть то, что называется "духом защитником". Свое локальное божество, которое должно охранять то, что ему принадлежит и коренных жителей мест, в обмен на подношение. - взгляд мужчины был сосредоточен на противнике. Тот лишь продолжал меняться, находясь в странном цикле бесконечных метаморфоз. Что-то было не так. - И хотя, вряд ли что-то из этого было реальностью. С приходом эфира, надежды, страхи, терзания людей обрели ту или иную форму. А так, как эта сила пришла в мир сразу после войны... То все эти страдания приняли форму таких вот агрессивных созданий. Чужак для них - захватчик. А с захватчиками такая тварь расправляется без сожалений. Убивать и сохранять - вот его религия. Мы нарушили границу его непосредственной территории. Мы вторглись в одно из еще довоенных святилищ ему. А теперь мы в самом священном месте его естества. Единственное подношение, которым мы задобрим его - наши отрубленные головы, кровь пущенная в пищу растениям, и тело в качестве удобрений. И если нам повезет - именно в таком порядке. Только вот умирать я не собираюсь.
Иногда мы делаем то, что должны - иногда то, что хочется. А иногда мы сами не понимаем, что заставило нас поступить так, как мы поступили. Мы просто знаем, что это необходимо. Просто знаем, что иначе - нельзя. Даже если мы делаем глупость, даже если осознаем весь идиотизм поступка, мы просто делаем, то, что приходится. И, хотя в это трудно поверить, учитывая, что у призрака не было эмоций, но сейчас, когда он поднимался во весь рост и выходил против "кровавого шейпшифтера" в одиночку, никак не уведомив своих двух товарищей, он поступал так именно потому, что никак не мог объяснить своих действий. Он просто делал то, что делал.
- Я все никак не мог понять в чем дело. - старик с одним глазом почесывал голову и смотрел, как существо из крови продолжало изменяться. Та часть, что была похожа на девушку пыталась обратить внимание на фигуру, но почему-то не могла этого сделать. Ее глаза смотрели, как будто сквозь наемника. Или же... - Мы находимся прямо здесь под носом, но ты нас не замечаешь. Мы убили часть тебя, а ты не отправила за нами погоню. Более того, сейчас ты вовсе устраиваешь здесь карнавал с переодеваниями. Какого черта, спрашиваю себя я, пока не вспоминаю, как все происходило. Как меня направили по следу. Как за мной отправилась часть той твари. Как меня буквально навели на святилище, что было бы странно, ведь сдавать сообщника, который тебя так хорошо защищает - глупо. Но вот я вижу здесь эту "эфирное недержание" и у меня возникает мыслишка... А может уже на самом деле у нас больше не два противника, а, старичок?
Губы кровавого существа растянулись в мерзком кривом подобие улыбки. Трансформации закончились. Рука женщины потянулась к собственной гортани, что бы извлечь из нее всего один рисунок. Рисунок на котором старик пожирал сердце леса.