Он взял нож обратно в свои руки. Повертел его, рассматривая причудливый узор на лезвии: два дракона, обвивающие друг друга то ли в дружественном танце, то ли в смертельной схватке. В детстве его взгляд часто находил этот узор безумно красивым - чувствовалась рука мастера, что сотворил его. Оружие буквально дышало древностью, годами, веками: блестящее лезвие было словно зеркалом в прошлое, а два дракона - молчаливыми и услужливыми проводниками, хранителями страниц истории.
Отец, когда-то давным-давно, показал ему этот нож в первый раз, сказав, что когда-нибудь, рано или поздно, эта реликвия перейдет в его, Дая, руки. И что он будет пользоваться им так же часто, как прислуга пользуется кухонным ножом, чтобы разделывать мясо.
«Он пригодится тебе для важных дел, сынок», - сказал отец, не уточняя, какого рода будут эти дела. Дай тогда нафантазировал себе всякого. Детская чепуха, вроде спасения мира и добрых дел, которые совершают герои из старых легенд. Лишь с возрастом пришло понимание того, что эти «дела» настолько черны, что даже самая безлунная ночь не сравнится с ними, а герои, с которых хотелось брать пример, либо являются мифами, плодом чей-то больной фантазии, либо уже мертвы - этот мир не ценит героев, он часто пускает их в расход, в качестве пушечного мяса.
Впрочем, не смотря на то, что его поступки трудно было назвать благодетельными - скорее наоборот, ужасными и омерзительными, - Даю это нравилось. Место ребенка занял монстр, тот самый, который обычно сражался против героев из все тех же легенд; только в реальном мире не они протыкали его копьем, спасая принцессу, а он пожирал их сотнями, горстями, а потом шел насиловать их жен и дочерей.
Анна была напряжена. Она чувствовала это чудовище, что носило человеческую маску. И чудовище это прекрасно знало - у провидицы было самообладание, но не было стальных нервов. Вряд ли она когда-либо оказывалась в подобной ситуации. Для нее это был новый опыт и, надо сказать, весьма неприятный. Уж кто-кто, а Бешеный Пес всегда чует страх, даже за десятью печатями.
Страх сочился из девушки, из самой глубины ее души, так же, как рана сочится гноем: отражался в слезе, скатывающейся по ее щеке, звонко звучал в ее голосе, когда она поприветствовала своего похитителя; страх рвался словно тварь из чулана, которой пугают детей, а девушка пыталась подпереть дверь с другой стороны. Но смрад этого чудовища все равно проникал наружу.
Дай глубоко вдохнул воздух носом, затем сделал медленный выдох через рот:
- Вы будете участвовать в этих зверствах, убийствах и ужасах, мисс Ясуда, - сказал он, словно читая ее мысли. - И это не обсуждается. Давайте будем честны друг с другом, хорошо? - нож отправился обратно за пазуху, а в руках оказались очки Анны.
- Вы сейчас должны отчетливо видеть собственное будущее. Там всего два пути. Одна дорога ведет к светлому будущему, - он слегка подкинул очки в руке, а затем резко поймал их, - а вторая дорога направлена во тьму. Да, вы совершенно правы - я собираюсь играть вами, как шахматной фигуркой, но я редко обделяю собственные фигуры, а уж особо ценные берегу до самого конца партии. С другой стороны, «ладья», которая не хочет, чтобы ей ходили, на шахматной доске ни к чему, не так ли? - хрустнули очки, сжимаемые меж его пальцев. Одна из линз выпала и полетела вниз, на пол автомобиля.
Йоши оторвался от окна, чтобы окинуть взглядом обстановку в салоне, а затем отвернулся обратно. Ему нельзя было ни одобрять, ни осуждать - наверное он жалел, что не пересел в другую машину. Насилие всегда раздражало этого парня, раздражало от пят и до кончиков волос. Нет, он не был чистоплюем, он убивал так же, как это делают все члены клана Ямато, но, в отличии от других, женщины и дети были для него под запретом. Благородный убийца - так часто называл его Дай, при этом с отвращением сплевывая на пол, будто лизнул навозную кучу.
Насилия в салоне сейчас не было - был тихий психологический прессинг. Дай не умел работать по-другому. Тут нужно было отдать ему должное - перед своими жертвами он всегда раскрывал все карты сразу: два выбора. Смерть или жизнь.
Йоши знал, что может произойти, если Анна сейчас откажется от предложения господина Ямато. Молодой хозяин посокрушается еще с минуту, задаст ей последний вопрос: «Да или нет?», и при отрицательном ответе, еще раньше, чем дар девушки покажет ей будущее, нож-реликвия выпорхнет из ниоткуда, дабы свершить то, для чего он был создан. Это будет большая потеря для клана, большая потеря для самого Дая - он не любит, когда его дела идут не по плану, но знала бы провидица, сколько таких же ценных фигур, как она сама, он лично убрал с доски, когда они перестали приносить выгоду.
- Этот мир сильно изменился, - продолжал тем временем Дай. - Если бы мы сейчас жили по старым правилам - без акум, без диких, без всех этих способностей, неужели вы думаете, я бы посмотрел в вашу сторону? Нет, это вряд ли. Что бы вы могли мне предложить, кроме своего смазливого личика? Вряд ли что-то большее, чем увеселение на одну ночь, - он протянул руку, касаясь своей ладонью ее щеки, мягко и нежно, будто бы они были в самом начале того самого увеселения, о котором говорилось выше.
- Но мир изменился, Анна. У вас появился товар, который мне нужен. Спрос рождает предложение. Я всегда хотел иметь на своей игровой доске нечто вроде вашего дара, и тут он сам приходит ко мне в руки. Был спрос - появилось предложение. Но теперь возникает вопрос - отдадите ли вы мне этот товар за его рыночную стоимость? Или же я должен буду отнять его силой? Накачать вас наркотой, препаратами или еще какой дрянью, которую разрабатывают у нас в подвалах Бюро, чтобы вы плясали под мою дудочку, как дрессированная собачка в цирке? Или же вы будете жить в роскоши, получая больше, чем когда-либо могли себе позволить, а взамен вам придется лишь играть со мной в одну интересную игру. «Вопрос-ответ». Слышали про такую? Простая детская игра, ничего сложного. Я задаю вам вопрос - вы даете ответ. Вот и все.
Йоши продолжал безучастно смотреть в окно. Его нога слегка затекла и он решил пересесть поудобнее. Раздался тихий хруст - остатки очков исчезли под ботинком, сминаемые подошвой, словно прессом.
Дай не обратил внимания на этот хруст. Он все еще держал свою руку на щеке девушки, стараясь заглянуть в ее глаза глубже, чем это возможно; надеясь найти там что-то, что постоянно от него ускользало. Да, она определенно вызывала у него интерес, но отнюдь не как женщина - как инструмент. Это было сродни тому, когда опытный мастер берет в свои руки скрипку, играет на ней отрывок из какого-нибудь произведения, а затем понимает, что с этой скрипкой, с этим инструментом, его талант раскрывается в полной мере; эта скрипка и никакая другая ему теперь не нужна.
Но в отличии от скрипки, человека сложнее настроить. Тут есть свои нюансы. Часто, чтобы отладить человека, его сначала нужно сломать. Кому-то хватает пары слов, а к кому-то приходится применять силу. И иногда, если вдруг переборщить, человек ломается окончательно и его ценность как инструмента падает до нуля.
Йоши предполагал, что Дай может убить девушку сразу же, на месте, но лишь теперь понял, что сперва ее попытаются «настроить». Он недооценил заинтересованность своего хозяина в этой особе. И еще неизвестно, что хуже: быстрая и относительно безболезненная смерть или же пытки, которые потрясают воображение.
«Многие заслуживают смерти, но немногие заслуживают того, что творится в казематах клана Шоцу», - Йоши передернулся от одной мысли о том, что увидел там когда-то. Больше в пыточные он не спускался. Этот человек, видавший виды и имеющий руки по локоть в крови, с содроганием вызывал из глубин памяти тот ужас, что предстал перед ним тогда.
Рука Дая тем временем переместилась со щеки девушки к ее подбородку, беря его большим и указательным пальцами:
- Я дам тебе подумать, Анна. Минуту. Время пошло, - девушка снова была свободна от прикосновений, а Ямато откинулся на спинку сиденья, положив руки на подлокотники.
